Добро и зло

ДЖОЗЕФ СЕЙФЕРТ

Думаю, что правильное можно четко отделить от неправильного. Даже ребенок понимает, что если он солгал своим родителям или если кто-то отобрал у него игрушку, то такой поступок является неправильным. Он понимает как очевидное, что плохо мучить других людей, убивать их, и так далее. Ребенок чувствует, часто даже более остро, чем взрослые, чей разум бывает ослеплен страстью или замутнен путаными теориями, что этот нравственный порядок является объективным, а не делом вкуса или личных предпочтений.

Осознание объективности нравственного порядка требует наличия моральных ценностей. Только человек, обладающий внутренним достоинством и имеющий нравственные обязательства, может сказать, что убивать, насиловать и обманывать других людей — аморально. Это осознание, это внутреннее достоинство, которое выводит человека из сферы равнодушия, доступно каждому из нас.

Мы понимаем, что знание — это благо, а заблуждение или невежество — это зло. Мы осознаем ценность правдивых суждений, и следовательно, считаем умышленную неправду нравственным злом. Мы чувствуем, что рассудительность и понимание, наряду с моральной ответственностью и любовью, сообщает человеку более высокое достоинство и ценность, чем животному или растению. Таким образом, существует рационально понятная система ценностей с нравственными критериями добра и зла. Ни один человек, даже самый ужасный преступник, не может быть настолько извращенным, чтобы утратить всякое понятие о нравственных ценностях. Даже убийцы и мафиози признают определенные принципы верности, чести и правосудия. В «Дон Кихоте» Сервантеса Санчо Панса указывает своему хозяину на справедливость грабителей при дележе добычи и восклицает при этом: «Справедливость — такая превосходная вещь, что даже разбойники не могут обойтись без неё!»

Таким образом, свидетельства существования объективных ценностей и нравственного порядка кажутся неопровержимыми, и практически воспринимаются как должное даже теми, кто пытается опровергнуть их. Более того, это рациональные свидетельства.

В дополнение к уже сказанному, мы можем понять объективный нравственный порядок через веру и религиозное откровение. Христиане верят в учение Христа и принимают на веру библейские понятия о правильном и неправильном, о добре и зле. Разумеется, религиозные понятия о нравственности тоже могут быть ложными, если вера покоится на ошибочном основании.

Оба эти источника знания о добре и зле не противоречат друг другу — во всяком случае, пока религиозная вера не нарушает границы общечеловеческих понятий о добре и зле. Замечательной особенностью христианской морали является то, что она выводит естественную мораль на более высокий уровень и никак не противоречит ей. Она включает все естественные понятия о правильном и неправильном

Многие философы оспаривали существование такого объективного нравственного порядка — особенно рассматривая те поступки, которые по своей природе являются злом и не могут быть оправданы никакими обстоятельствами. Но если мы признаем такую неизменную нравственную ценность как святость человеческой жизни, то мы также понимаем, что действия, умышленно направленные на уничтожение жизни, являются абсолютным злом и не могут быть оправданы никакими целями и убеждениями. К примеру, если мы понимаем принцип достоинства человеческой личности, то мы также понимаем, что акт насилия или вторжения в личную половую жизнь другого человека является в корне порочным, а превращение женщины в объект сексуального развлечения нарушает нравственную заповедь уважать человека независимо от его пола и положения в обществе.

РИЧАРД СУИНБЕРН

Рассуждая о нравственности, как и других объектах исследования, мы должны начинать с очевидных фактов. В данном случае, очевидный факт заключается в том, что определённые вещи кажутся нам правильными, а другие вещи — неправильными. Есть более сложные случаи, когда мы не можем быть полностью уверены в правильности или неправильности того или иного поступка, но это скорее исключение, чем правило. Философия должна начинать с очевидного, двигаясь к менее очевидному. Совершенно ясно, что существуют нравственные и безнравственные поступки, и если какая-то философская теория приводит к выводу о том, что это не так, то тем хуже для этой теории.

Любая теория, доказывающая, что людей не существует, будет очевидно ложной; следовательно, она должна быть отвергнута. Точно так же любая теория, доказывающая, что нравственных истин не существует и любой поступок может быть нравственным или безнравственным в зависимости от обстоятельств, очевидно является ложной. Да, в мире есть объективный нравственный порядок, и люди могут осознавать его, поскольку некоторые его аспекты просто бросаются в глаза. И конечно, этот порядок будет зависеть от других вещей — например, от признания или непризнания Бога. Если Бог существует, то определенные вещи, которые в ином случае не были бы обязательными, становятся нашим моральным долгом: например, почитать Бога и делать то, чего Он хочет от нас. Но признание Бога означает лишь различие в содержании нравственного порядка; оно не меняет сам факт существования такого порядка. Если Бог существует, то появляется масса правильных и неправильных вещей, которые иначе оставались бы неразличимыми. Понятия правильного и неправильного приобретают значение и глубину, которой не было бы в противном случае. И тем не менее, независимо от существования Бога, есть совершенно объективный нравственный порядок. Вера в Бога лишь наполняет его новым содержанием.

АЛВИН ПЛАНТИНГА

Разумеется, объективный нравственный порядок существует. Уверен, что в глубине души почти каждый согласен с этим. Разные люди считают разные вещи «правильными» и «неправильными», но очень немногие полагают, что между правильным или неправильным нет вообще никакой разницы. Те, кто с особенным жаром отстаивает принципы терпимости и старается по возможности соблюдать нейтралитет, тоже обычно думают, что плохо быть фанатичным или осуждать непонятное поведение. Крайне трудно оставаться нормальным человеком и при этом не считать, что одни поступки являются правильными, а другие неправильными.

Существует ли объективный нравственный порядок и можно ли осознать его существование? Да, такой порядок существует. Думаю, большинство людей тоже согласны с этим, а следовательно, они осознают существование нравственного порядка. У нас есть определенные понятия о правильном и неправильном, хотя объективный нравственный порядок может включать в себя гораздо больше, чем мы в состоянии постичь на данный момент. Если бы мы имели более широкую перспективу, если бы наше зрение не было так затуманено греховностью и злодеяниями, то, возможно, мы увидели бы более чёткие очертания объективного нравственного порядка. Но разумеется, все мы хотя бы частично осознаём его.

ДЖЕРАРД ДЖ. ХЬЮДЖЕС

Нравственность есть нечто, способствующее человеческому развитию, расцвету личности. Как утверждал Аристотель (и многие другие мыслители часто это повторяли после него), развитие человека зависит от природы человеческой личности. Оно зависит от конкретных качеств, которыми обладает личность, а также от материальной и общественной среды обитания.

Если это утверждение верно, то значит, нравственность требует от нас разного отношения к разным людям, в силу индивидуальных различий и особенностей обстановки или ситуации, в которой происходит общение. Не существует одного какого-то рецепта, позволяющего человеку достигнуть оптимального развития. Нравственность отражает сложную структуру и многогранность человеческих существ и среды их обитания, даже если эта среда далека от идеальной для жизни.

Если нравственность не будет основана на точной информации о человеческих способностях и о различных способах взаимодействия с окружающей средой, вряд ли она будет эффективной. Можно сказать, что наши моральные суждения будут не лучше, чем фактическая информация, на которой основаны эти суждения; они будут изменяться в зависимости от поступления новой, более точной информации. Нравственные принципы невозможно четко сформулировать вне зависимости от общего научного знания — уровня развития биологии, психологии, экономики и наук о человеке в целом. Наше понимание нравственной истины будет неопределенным, соответственно неполноте или неадекватности наших познаний в этих областях знаний.

Существует также более глубокая причина, в силу которой понятие нравственной истины с трудом поддаётся определению. К сожалению, наше представление о процветающем человечестве далеко от совершенства, даже не упоминая о неясностях, связанных со способами достижения этого процветания. Мы достаточно хорошо понимаем человеческую природу, чтобы с некоторой уверенностью говорить о физическом здоровье, которое, по крайней мере, является одним из аспектов человеческого процветания. В вопросах психического и эмоционального развития все далеко не так ясно. Почему, к примеру, оригинальность и эксцентричность так часто сочетаются с психической неуравновешенностью? В более общем плане, иногда мы можем с уверенностью утверждать, что тот или иной человек ведёт губительный образ жизни, а другой, напротив, — живет здоровой и полноценной жизнью. Но можно привести множество примеров, когда очень трудно вынести определенное суждение.

Следовательно, мы должны тщательно разделять проблемы двух видов. Первая проблема состоит в том, каковы критерии достойной человеческой жизни, которые следует принять. Вторая проблема заключается в том, каковы те шаги, которые необходимо предпринять для достижения достойной и полноценной жизни. Полагаю, что, хотя первая проблема выводит на поверхность достаточно сложные философские вопросы, в общем и целом мы достаточно уверены в своей способности отличить достойную жизнь от прожитой напрасно. Конечно, даже здесь есть неясности, и всегда существовавшие разногласия по поводу правильного образа жизни в последнее время особенно обострились. Тем не менее если мы не жалеем времени и усилий, чтобы во всём этом как следует разобраться, то обычно можем вынести суждение с достаточной уверенностью.

Однако вторая из упомянутых проблем нередко оказывается более трудной. Как по отношению к человеческой личности, так и по отношению к обществу в целом, мы иногда просто не знаем, какие практические шаги следует предпринять для достижения полноценной жизни, даже когда мы сходимся в определении того, что это такое.

Возможно, на этом этапе у кого-то опустятся руки, и он скажет, что истину нельзя найти или, хуже того, что истины вообще не существует. Это будет ошибкой. Мы все же имеем неплохое представление о способах оценки своих суждений в этих вопросах. Мы представляем, какая информация поможет нам лучше устроить свою жизнь и жизнь других людей: это информация из областей биологии, психологии, экономики и социопсихологии, более глубокое знание о нашем взаимодействии с окружающей средой, а на личном уровне — глубокое знание о талантах, о сильных сторонах, слабостях и личных потребностях людей, с которыми мы живем и работаем. Поэтому мы знаем, в каком направлении нам следует двигаться для определения нравственных истин.

Тем не менее возникает искушение срезать извилистый путь к более глубокому нравственному знанию и напрямую обратиться к религиозному откровению. Но такой способ сталкивается с серьезными возражениями. Во-первых, нам нужно научиться отличать предполагаемые откровения от истинных; во-вторых, нам необходимо знать, как даже истинные откровения могут использоваться в индивидуальных случаях (к примеру, даже если мы принимаем заповедь «не убий» как Божественное откровение, это не решает вопрос, когда человек находится в необратимо коматозном состоянии). Для решения таких вопросов нам нужно пользоваться своим разумом и уже существующим знанием. В особенности, нам нужно пользоваться уже существующим нравственным опытом, а это подразумевает, что не весь нравственный опыт может прийти через религиозное откровение.

Подводя итог, я хотел бы сказать, что отношения между этикой и религией во многом напоминают отношения между наукой и религией (см. Вопрос № 11). Нам следует стремиться к тому, чтобы наши очень разные нравственные убеждения были согласованы друг с другом. Если уже существующие нравственные убеждения вступают в противоречие с религиозным откровением, то обе системы убеждений могут быть подвергнуты сомнению. Религиозное откровение в определенном смысле бросает вызов нашей «светской» морали, и в равной мере, наша «светская» мораль должна бросать вызов нашему пониманию религиозного откровения и его практического смысла.